Зима
Календарный цикл северо-восточной части РМЭ (Мари-Турекский, Новоторъльский, Сернурский, Куженерский районы), как и в метрополии (Кировская область), открывался святочно-рождественскими обрядами (с 24-ого декабря по 6-е января по ст. ст.). В ряде населенных пунктов (с. Хлебниково, д. Юмочка, Мари-Турекский р-н) Рождество к тому же являлось и престольным праздником. Случаи «поднятия икон», крестного хода не отмечены исполнителями. Однако атмосфера всеобщего веселья, приподнятости, оживления царит во всех имеющихся описаниях: «Рождество начинается с разговления. Приезжают гости, гуляют, ночуют обычно по два – три дня» (Е. Е. Симонова, с. Хлебниково, Мари-Турекский р-н), «На Рождество гуляли, играли, собирались на вечерки» (Н. П. Коршунова, д. Юмочка, Мари-Турекский р-н), «На Рождество заходили в дома, желали хозяевам счастья, пели и плясали» (А. В. Комелина, д. Русский Ноледур, Мари-Турекский р-н); «Наша деревня большая была, 120 дворов. На святки собирались все молодые” (Г. В. Селюнина, п. Сернур); “Пляшут, поют” (Т. Г. Глазырина, п. Сернур); “Мальчишки и девчонки по дворам бегали” (Л. Я. Черных, п. Сернур).
Обходы домов
Обходы домов на святки в данном ареале оказались основательно забытыми. Так, М. В. Комелина (Юледур, Куженерский район) рассказывала: «О колядках слыхала: старые люди раньше пели (в том числе и мать Марии Васильевны – Т. З.)»; но сама исполнительница их уже не помнит. Жительницы Мари-Турекского района также вспомнили об их бытовании. У. И. Перминова (д. Русская Мосара), например, отметила, что «на святки по домам ходили взрослые мужчины, пели коляду», ею исполнен и отрывок из колядки-просьбы:
Коляда, коляда,
Не подашь пирога –
Уведу корову за рога,
Мерина за хвост,
Кобылу за гриву.
А М. А. Стрельникова (с. Хлебниково) припомнила начало колядки-величания с пожеланием богатства:
Пришла коляда
На канун Рождества,
Мы ходили, мы искали
По всем дворам...
Об обрядах обходов домов на святки упомянула Г. В. Селюнина (п. Сернур): «Ходили по домам, пели колядки:
Коляда, коляда,
Подай пирога.
Не подашь пирога –
Уведем корову за рога».
В Новоторъяльском районе удалось записать на удивление полный вариант таусеня. Причем его исполнительница, Е. И. Терехина (д. Исюйка), отметила, что исполняли такие песни ряженые:
– Коляда, коляда,
Ты где была?
– Коней пасла.
– А где кони?
– За ворота ушли.
– А где ворота?
– Водой унесло.
– А где вода?
– Быки выпили.
– А где быки?
–За горы ушли,
– А где гора?
– Черви выклевали.
– А где черви?
– В тростник ушли.
– А где тростник?
– Девки выломали.
– А девки где?
– За мужьям ушли.
– А где мужья?
– Все померли.
– А где гроба?
– Все погнили.
– А где душа?
– На небо ушла.
– Таусень, таусень,
Подай кишку на ужин,
Пышку, лепешку,
Поросячью ножку.
При этом плясали. Просили за это деньги, съестное, выпивку. Их охотно угощали».
(Е. И. Терехина, д. Исюйка, Новоторъяльский р-н)
ВИДЕО: Зимние обходы домов. Реконструкция обряда обучающимися Калеевской ООШ (п. Сернур)Если обходы дворов на святки ушли на периферию обрядовой жизни, то свидетельств об обычае так называемого «славления» и исполнения рождественских тропарей типа «Рождество твое, Христе Боже наш...», зафиксировано большое количество. Е. Е. Симонова (п. Хлебниково, Мари-Турекский р-н) рассказывала: «Славили обязательно. Ходили обычно подростки по два или четыре человека». К. А. Вершинина (с. Хлебниково, Мари-Турекский р-н) подчеркивала, что обряд этот совершался утром: «Рано-рано шли по домам с котомками». А К. В. Соловьева (д. Сукма, Мари-Турекский р-н) настаивала на том, что славили и дети, и взрослые, получая «за добрые слова угощение». Однако скорее всего главными участниками славления были все-таки подростки. В этом плане показателен следующий случай из жизни Н. М. Гордеевой (с. Хлебниково, Мари-Туркский р-н): «Отец послал славить всех своих сыновей. Их трое было. Дак они заранее дома муки нагребут, к соседям унесут. Посидят где-нибудь день, а потом придут со своей же мукой домой. Они уж взрослые были, женихи – неудобно ходить!» Многие из наших исполнительниц (Е. Е. Симонова, М. В. Стрельникова, З. В. Хлебникова, Мари-Турекский р-н и др.) в детстве были активными «славильщиками»: «Насбирывали много» (Е. Е. Симонова, с. Хлебниково, Мари-Турекский р-н), «Пройдешь по домам, мешочек соберешь и отцу же продашь, а он тебе – денег!» (М. В. Стрельникова, с. Хлебниково, Мари-Турекский р-н).
Оделяли в данной местности обычно мукой: «Просто насыпали в мешок ковшичком» (Е. Е. Симонова, с. Хлебниково, Мари-Турекский р-н).
Наряду с тропарем исполнялись и незатейливые стишки типа:
Отпирайте сундучки,
Добывайте пятачки.
Пятачка-то нет –
Так гривенник,
Гривенничка нет –
Ладно и полтинничек.
(Н. М. Гордеева, с. Хлебниково, Мари-Турекский р-н).
Сохранились свидетельства о рождественских обходах домов и в Куженере. М. А. Куклина (д. Визимка) рассказывала: «На Рождество придут ребятишек табун, споют «Христе боже наш...» Вот сколько-то денег им дадут. Потом в другой дом». Популярными были и посещения домов «поодиночке». Так, М. А. Куклина (д. Визимка) хорошо помнит одного парня, который ходил по домам и «славил, хорошо пел».
Ряженье
Практически все исполнители ареала упоминали о традициях ряженья. В Мари-Турекском районе сохранилось архаическое обозначение его участников – «шаликуны». Оно известно в ряде этнодиалектных зон Русского Севера и Сибири и подчеркивает связь ряженых с миром сверхъестественного, демонического. «Шаликуны» – выходцы с того света, поэтому их опасались и одновременно стремились заручиться поддержкой: приглашали в дома, угощали. А. К. Чугунова (с. Хлебниково, Мари-Турекский р-н) вспоминала: «В страшные вечера говорили, что шаликуны ходят. Так называли ряженых. Маленьких ими пугали: «Смотри, сиди спокойно, а то шаликуны сейчас придут».
Ряженые в Мари-Турекском районе не имели своего лица. В ряде свидетельств фигурируют вывороченные наизнанку шубы и шапки, бороды из лыка, вымазанные сажей либо прикрытые масками из бумаги лица, горбы, длинные сарафаны и т. д. Появлялись и этнические персонажи: цыганки и марийки. Однако мотивировки «странностей» костюмов ряженых уже вполне современны. «Рядились так, – рассказывала А. В. Комелина, – чтобы никто не узнал» (А.В.Комелина, д. Русский Ноледур).
В ряженье по преимуществу участвовали молодые парни и девушки, но известны и случаи «окрутничества» солидных мужчин и женщин. З. В. Хлебникова (с. Хлебниково) рассказывала: «Ее сестры и жена соседа-бухгалтера рядились. Сам бухгалтер оделся женщиной: длинную до пят юбку, нарядную кофту, бусы. Старшая сестра нарядилась марийкой. Из Мосары привезли платье, белый халат, головной убор. Чтобы лица не видно было, закрывали марлей или платком. А младшая сестра нарядилась цыганкой: лицо закрыла черной сеткой, всем гадала, больше всех выручила. И никто ее не узнал!» Поведение ряженых однотипно: плясали (А. В. Комелина, М. Крестьянинова, с. Хлебниково), «зайдут, попляшут» (Т. И. Ложкина, с. Хлебниково), «не пели, только плясали» (Н. М. Гордеева, с. Хлебниково).
На Крещенье все участвующие в ряженье молились, «просили Бога простить грехи», известны случаи очищения (купание в проруби, кропление святой водой).
В Новоторъяльском районе сохранились свидетельства о ряженьи медведем, волком. И в том, и в другом случае выворачивали наизнанку овчиную шубу, в рукава продевали руки. Для костюма «медведя» использовали настоящую медвежью шкуру. Водили такого персонажа на цепочке. Заставляли петь, плясать. «Волк» бегал на четвереньках из дома в дом, пугал ребятишек. Появлялся в святые вечера и «черт»: тоже в овчиных шубе и шапке, лицо завешено марлей, непременный атрибут – бычий хвост.
Костюмы остальных персонажей ряженья достаточно условны: лошадь – под пологом двое молодых мужчин «ногами скребут»; цыганки – широкие цветные юбки и шали; жених и невеста – нарядно одеты молодые люди; солдат – обязательно женщина в шинели, фуражке, с нарисованными углем усами.
Очень популярным в Новоторъяльском районе было и переодевание мужчин в женское платье и наоборот. При этом надевались брюки с брючинами разного цвета, на одну ногу лапоть, другую – валенок; лица завешивали марлей или тюлем, краской рисовали глаза, брови, нос и губы.
Были и персонажи устрашающего характера. Рядились покойником. А. И. Чепайкина (с. Елембаево), еще заставшая такой тип ряженья, воскликнула: «Страсть божья! Белым закрыт... На вечерку принесут – все перепугаются». Подробное описание «покойницкой игры» сделала П. И. Трегубова (с. Елембаево): «... у «покойника» белая рубаха и кальсоны, лицо накрыто простыней, чтоб не узнали. Делали из досок гроб, в нем и носили из дома в дом покойника. Заходили в дом, спрашивали: «Можно занести вам снарядчика?» Потом гроб занесут, поставят на лавку посреди избы. Дети ревут, девки на печь лезут. В последнем доме «покойник» вставал, открывал лицо – его узнают, радуются, смеются!»
Любопытно, что в домах и на улице в Новоторъяльском районе ряженые вели себя по-разному. По улицам ходили с ухватами, батогами, сковородниками. Шумели. Стаскивали с саней проезжающих и валяли в снегу. Тех, кто случайно их задевал или трогал за одежду, били со всего маху онучами. В домах ряженые желали хозяевам здоровья, счастья.
В Куженерском районе зафиксирован практически полный набор известных в Волго-Вятском регионе представителей «иного» мира: «старики», «старухи», женщины в мужском платье и наоборот, «цыганки», «марийки», «солдаты». Обычны упоминания об использовании сажи и выворачивании наизнанку шуб. Сохранились и представления о стереотипах поведения ряженых: «Заходят прямо в дом. Их не пускают, боятся. Они <...> с палками ходят. <...> Стараются палками задеть, ну, конечно, не так уж больно. Попляшут, потанцуют, иногда гармошку возьмут» (А. Д. Смоленцева, Юледур); «Ходили по деревне, в дома заходили <...>. Маленько им подадут, что есть» (А. А. Киселева, д. Русские Шои).
Как и в Новоторъяльском районе, здесь зафиксированы и так называемые «покойницкие игры». В пересказе Ф. П. Шутылевой (п. Куженер) сохранены все основные действия данного обряда: «У нас снарядилась одна покойником. Занесли ее в дом, положили середь избы. Один, как поп, отпевает. Подойдут к ней – щарится (показывает зубы – Т. З.). Не засмеется даже! Вот какая крепкая была! На улицу выскочила – да за нам, так мы ведь, ой, бежали без ума! Еще бы – покойник – и бежит!».
В Сернурском районе ряженые воспринимались, с одной стороны, как персонажи «страшные»: шубы наизнанку, «всякие ремки», лица в саже, в руках – маски; «они в них лампу засунут и прячутся под окошками, стучат, пугают ...» (Т. Г. Глазырина, п. Сернур), с другой стороны, комические: «Пели песни, плясали” (А. Г. Ведерникова, п. Сернур); “гадали по руке” (Г. В. Селюнина, п. Сернур); “смешили всяко” (Т. Г. Глазырина, п. Сернур).
Любопытно, что большинство наших исполнителей являлись и активными «снарядчиками». Так, М. В. Комелина (д. Юледур, Куженерский р-н) «в мужика снаряжа-лась» Она вспоминает: «Однажды пришли в дом к старикам. Они уже спать легли, а закрыто не было. Я к тете Маше, а подружка моя, Дуська, к Петру Александровичу <...>. Ох, и смеху было!» А Т. Г. Глушкова (п. Куженер) с подругами «нарядились однажды как цыганский табор и даже карету сделали!».
С ряжеными в данном районе связывается и идея «ритуальных бесчинств»: «Дверь подпирали. Трубу закладывали. Елки притаскивали из лесу» (А. Ф. Ярыгина, Куженер). В этом ряду особенно любопытны действия с елкой. Они знаменовали своего рода переход от активных акций (обряды обходов домов) к пассивным (различного рода гадания). Одно из самых интересных описаний принадлежит Н. Е. Ямашевой (с. Пектубаево, Новоторъяльский р-н): «Под новый год деревенские парни ходили ночью в лес за елкой. Нельзя было ее, когда рубишь, ронять на землю–это грозило большим количеством смертей в селе. Тяжелый год предвиделся и в том случае, если в темноте срубали пихту вместо ели. Елку волокли по деревне «взадирку» – за вершину. Девушки садились на комель, обламывали зеленые ветви. Их втыкали перед домами молодых неженатых парней и незамужних девушек. Количество веток соответствовало количеству молодых людей каждой из семей. Сухие ветки совали в снег перед домами старых дев и старых парней. Чем дольше в девичестве (или в холостяках), тем толще ветка. Протащив елку по всей деревне, ее, уже ободранную, бросали через забор старой деве, либо припирали ею дверь. Иногда дверь обливали водой и примораживали так, что открыть ее утром было невозможно».
Елку могли бросить и в том конце деревни, откуда ждали женихов. Иногда елку заталкивали в трубу. Вытащить ее оттуда было практически невозможно. «Вытаскивают, так всю трубу разворотят» (И. А. Полушина, с. Пектубаево).