Родильный обряд вятских переселенцев РМЭ
Крещение. Имянаречение. Крестины
На Вятке и среди ее переселенцев официально крещение и имянаречение должны осуществляться на восьмой день после рождения, однако строго этой даты священники не придерживались, возможны были и разного рода отступления (например, болезнь ребенка). Очевидно, данный факт объясняет то обстоятельство, что среди исполнителей нет единого мнения о его сроках. Одни считают, что ребенка нужно крестить на следующий день после рождения, особенно, если он слабый (Кожинова A.M., Maтренина В.В., Килемарский район РМЭ), другие, их большинство, – через две-три недели.
Любопытно, что среди опрошенных бытует представление о законности крещения не только в церкви, но и в условиях дома и даже – в отсутствие священника. К.С.Курдюмова экспрессивно утверждала: «Бог дал и тело, и душу ребенку. Его надо сразу окрестить. Если церковь далеко, так погрузи сама в воду и читай «Верую». Большой вырастет – в церковь свозишь. Называй ребенка, когда крестишь. Чтоб не сурочили, соль на темечко положи» (Килемарский район РМЭ).
В Вятском крае очень серьезно относились к выбору крестных. При этом все информанты отмечают, что раньше авторитет крестных был значительно более высоким.
Крестными чаще становились близкие родственники, возможным было приглашение и со стороны, особенно если дети в семье уже умирали: «В крестные первому ребенку брали родню мужа, следующим детям – хоть кого. С крестными договаривались заранее, еще до родов» (Бурцева Л.Ф., Медведевский район РМЭ); «Крестным надо выбирать хорошего человека. Он – второй отец. Ходит крестить и на свадьбе рядом сидит» (Краснова В.И., Килемарский район РМЭ).
На крестных возлагались определенные обязательства: «Крестная – духовная мать вторая. И подарок купить, и молиться должна»; «Крестники – вторые дети. Это поверье такое. Подарки им дарят время от времени, гостинцы покупают» (Семейные обряды Вятского края 2003: 26).
При общем почтительном отношении к крестным родителям оптимальный их возраст не установлен. Одни исполнители считают, что крестным должен быть человек в возрасте, это мотивируется тем, что он отвечает за духовное воспитание человека, другие отдавали предпочтение людям молодым.
Первые описания обряда крещения в регионе принадлежат А.Л. Полушкиной и В. Магницкому: «В обряде принимали участие помимо родителей крестные родители (кумовья), повивальная бабка, родственники. Приглашают священника, кума или куму, приглашают кого-либо из родных, которые и должны сами приготовлять воду для крещения и, как бы холодна она ни была, никогда не греют. <...> Кумовья становятся с мальчиками направо, а с девочками – налево от купели, как во время венчания <...>. Если во время крещения младенца состриженные с него волосы и опущенные в купель с водой потонут – младенец помрет» [цит. по: В.А. Поздеев 1998: 338].
В выборе имени по преимуществу ориентировались на церковь. Сохранилось представление, что лучше имя давать на восьмой день после рождения: «Обычно, когда мать имя дает, надо, чтобы оно было впереди по святцам, а не после. Говорят, если задним числом дашь имя, ребенок жить не будет» (Матренина В.В., Килемарский район). Называли и именем почитаемых родственников. Имела место и традиция выбора случайного имени: «Если затруднялись в выборе имени, то давали имя того че-ловека, которого первым встретили на улице после родин» (Виноградова А.А., Параньгинский район РМЭ). Имя можно было выбрать и заранее: «Женщина должна спокойно перечислять имена. Если при назывании определенного она почувствует толчок или шевеление ребенка в утробе, то малышу нужно дать это имя» (Кислов А.Г., г. Йошкар-Ола РМЭ).
Во время крещения также гадали о будущем ребенка: прядь волос, отрезанную священником, бросали в купель и наблюдали, если поплывет – ребенок будет здоровым, если утонет – к болезни, а закружится – к счастью (Киселева Р.К., г. Йошкар-Ола РМЭ).
Крещение – одно из самых значительных событий в жизни семьи. «По приходу домой из церкви, – писала А.Л. Полушкина, – все садятся за стол, который уже бывает накрыт, и начинает-ся угощение вином и обедом. Прежде всего подают «рыбник», холодное, жаркое, пироги и кашу. За рыбным пирогом кум, кума и отец ребенка достают деньги, кто 15, 20 или не меньше 10 копеек и кладут <...> новорожденному. За кашей же «бабушка ходит вокруг стола с подносом, и все, кто сидит за столом, кладут ей по 2, 3 и 5 копеек. Эти деньги она берет себе» [Полушкина 1893: 7; цит. по: Поздеев 1998: 338].
Большим праздником считают крещение и современные исполнители: «На крещение ставили все, что есть в доме: суп, жареное мясо, обязательно кашу варили и пироги стряпали – рыбники. Как праздник делали» (Кожинова A.M., Килемарский район РМЭ).
В отличие от записей XIX века, в качестве угощений редко называется спиртное: «Батюшки не разрешают на стол вино ставить. Грешно это. Водка на столе – ребенок пьяница» (она же).
В качестве необходимого атрибута застолья упоминается одаривание повитухи (распространено повсеместно).
В послеродовой период обращались и к фольклорным текстам, обеспечивающим ребенку полноценный сон и крепкое здоровье (заговоры от бессонницы и различных детских болезней)
Бессонница в вятских заговорах выступает как персонифицированное женское демоническое существо. Фигурирует под следующими именами: чаще «полунощница», реже «беспокойница» и «безугомонница», в единичных случаях – «криксница», плаксица» и прозвищами – «щепетуха-пепетуха», «щекотунья», «стрепетуха», «егозуха» и др.
Обычными средствами воздействия на нее являются:
1. Обращение к природным явлениям и светилам (заре утpенней и вечерней, месяцу, воде):
«На вечернюю зарю выносят ребенка и читают: «Вечерняя заря-матушка! Я тебе поклонюсь, я тебе помолюсь. Сними с моего младенца бессонницу-переполошницу. Дай, Господи, моему младенцу сну крепкого до сладкого. Как заря-матушка спит-осыпается от свету до свету, от зари до зари, так же чтоб и мой младенец спал и спал от свету и до свету, не шумел, не гомел от свету до свету, до веку. Аминь» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 70];
«Если на ребенка бессонница нападает, то выносят его запеленутого с закрытым личиком на крылечко под утреннюю зорьку, качают и говорят три раза: «Заря-заряница, ночная ночница, утренняя Мария, вечерняя Катерина, сними с младенца Веры Николаевны бессонницу, беспокоицу, шекотуху, егозуху, полуношницу. Аминь. Аминь» [Там же];
«Надо ребенка выносить на месяц, чтоб спокойным был, и говорить да поклониться: «Месяц! Месяц! Дай моему ребенку сну, спокою и угомону!» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 71];
«Первая речка Дарья, вторая речка - Марья, третья речка, ты дай мне воды. Тебе вода в поводь, мне, рабе божьей (имя), в помощь. Дай сну и спокою рабе божьей (имя), угомону. Аминь» [Там же];
«Чтоб ребенок хорошо спал, его носят на пробивную воду, чистую, там река течет, где вода не стоячая. Умыть ребенка этой водой и сказать: «Вода пошла и все худое с раба божьего (имя) унесла. (Три раза)» [Там же].
2. К самой «бессоннице» (с мотивами ее отгона и обмена):
«Шутуха-бутуха, полуношница! Не шути, не греши, малого младенца Андрея не тронь, не шевели, за волосьица не тереби, за бока не щипли, за подошвы не щипоти, не шути, не греми. В теплой бане, над белым паром, в темном лесе, в синем море, над сырым камнем тут тебе и спокой, где собаки не лают, петухи не певают (заговаривать три раза и мыть)» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 69];
«Если ребенок плачет шибко и его в полночь ничем уговорить не могут, то для мальчика вешают топорик деревянный под матицу, а для девочки кудельку и говорят: «Не дикуйся над моим ребенком, полуношница, а дикуйся над этим топориком (или над этой куделькой)». Сразу легче будет ребеночку [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 71];
«Топор под матицу кладут, а если девочка – преселку. Лучинку переломи – вот и преселку – и скажи: «Полуношница, полуношница! Не мучь моего ребенка (имя). Вот тебе работа [Там же];
«Полуношница, полуношница! Сделала я тебе прясницу. Пряди на ней, мое дите не тревожь. Аминь» [Там же].
3. Другим мифологическим существам (трубошному дедушке и трубошной бабушке):
«Если ребенок не спит, пупок у него грызет, под вечер его подносят к печной трубе, значит трубошный дедушка не спит, пупок у него грызет. Говорят: «Трубошный дедушка, трубошная бабушка! Дайте Бог моему (имя) угомону да спокою да крепкого сна» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 70].
4. Христианским персонажам (Богородице):
«Ребенка выносят на крыльцо и говорят три раза: «Пресвятая Богородица, на землю спустися, к рабе божьей приступися, сними с нее бессонницу, беспокоицу, безугомонницу. Дай ей, Господи, сна, покою и угомону. Аминь» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 71].
Очень популярным персонажем заговоров этой группы является «курица». Именно ей предназначено «взять бессонницу и дать ребенку угомон».
«Курица белая, курица серая, курица кохатая, курица лохматая! Возьми криксницу, плаксицу, бессонницу у нашей девочки, маленькой Машеньки» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 69];
«Куры, куры, куры! Куры разнокрылы! Дайте вы спокою и угомону рабу божьему (имя)» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 70].
Среди особо опасных детских болезней на Вятке называют «Сударыню Судорогу», «Болеток» («летучий огонь»), щекотун, золотуху, коклюш, понос и др. Все они также выступают как антропоморфные существа. Традиционное средство воздействия на них – «отгон»:
«Если дитя мучают судороги, и оно постоянно исходит плачем, нужно читать над ним во время купания: «Сударыня судорога, ступай погуляй во широко поле, в чисто раздолье. Дай младенцу спать, не болеть и не страдать. Судороги забери, в чисто поле унеси. Аминь» [ЛАЗ];
«У ребенка, бывает, выступают прыщи, которые прорываются, мокнут и образуют коросты. Называются они в народе «летучим огнем». Для исцеления нужно пойти к реке и, как солнце пойдет на зaход или восход, нужно кричать через речку, глядя на него: «Заречный огонь! Заречный огонь! Возьми у рабы божьей (имя) летучий огонь. Аминь. Аминь. Аминь. Ходить нужно три раза кряду. Если рядом нет реки, то с приговором можно обращаться к огню, горящей лучине» [ЛАЗ];
«Читают три зари, то есть три утра, взяв ребенка на руки: «На море, на окияне, на острове Буяне лежит камень сорока сажень, а на том камне сидит девица, придумывает золотуху. Золотуха-краснуха, тебе тут не быть, тебе тут не жить, костей не ломить, суставов не гноить. Аминь» [ЛАЗ].
Распространены и заговоры, обеспечивающие общее положительное воздействие на рост ребенка («чтобы он начал рано ходить», «чтобы глаза не гноились», «чтобы прыщей и пятен на лице не было», «чтобы волосы вились» и др.).
Среди архаических пережитков родильного обряда в целом в ареале фигурируют: способы «приучения» ребенка к отцу (завертывание в одежду отца), ритуальный постриг, поверья, связанные с появлением и выпадением молочных зубов, началом хождения и др.
Итак, этнографическая модель вятского родильного обряда, как и в других регионах России, дает три составляющие: дородовый цикл, собственно роды и послеродовый цикл, однако конкретное «наполнение» каждого из циклов обрядовыми действиями, соотношение обрядовых действий внутри циклов обнаруживают некоторую региональную специфику.
Так, основные обряды и «тексты», относящиеся к дородовому периоду, направлены на формирование особого отношения к беременной женщине, повышение ее статуса, выработку оптимальных типов поведения и определения пола ребенка. Отмечено, что отношение к беременной женщине в Вятском крае и среди его переселенцев было двойственным. С одной стороны, статус ее повышался (она становилась полноправным членом социума), с другой – продолжала оставаться существом опасным и нечистым (это влекло за собой серию очистительных обрядов). Считалось, что поведение беременной женщины отражается на судьбе ожидаемого ею ребенка; автором раздела монографии выявлены «правильные // неправильные» ее действия и соответственно их «последствия» для роженицы, семьи, в целом крестьянской общины. При определении пола ребенка, наряду с известными в России способами и приемами, активно использовался популярный до настоящего времени жанр подблюдных гаданий («илей»). Отдельные из них предсказывали пол ребенка, общее количество детей и даже внебрачную беременность и роды. Пол ребенка «устанавливался» и в отдельных календарных обрядах («завивание бороды»), сопровождаемых произнесением заклинательных формул и благопожеланий.
Собственно роды отмечены в ареале рядом ритуально-магических церемоний: роженица прощается с семьей, ee «уход» тщательно скрывается. Присутствие мужа во время родов признано нежелательным, обряды «кувады» не фиксировались.
Как правило, роды принимали повивальные бабки. Их выбор, поведение, функции традиционны: определенный возраст (прекращение регул), «честная жизнь», посещение церкви, знание приемов народной медицины и наряду с этим владение магической практикой (заговорные тексты). Сохранены местные названия повитух – «пупорезка», «пупорезница», «пуповязница». Сам процесс принятия родов обозначен глаголом «бабничать». В структуру модели родов входят также: 1) специальные приемы и обрядовые тексты, направленные на облегчение родов (самый распространенный в ареале – открывание всех запоров и ворот, развязывание узлов, поясов, снятие колец); 2) доделывание тела младенца (формирование головы, лица, подвижности тела, придание ему крепости); 3) «направление» природы / пола (действия с пуповиной); 4) одевание (одежда отца, иногда – матери); 5) наделение долей (время рождения, положение и особые приметя при рождении). Собственно роды сопровождались большим количеством заговоров. В вятской модели самыми распространенными были тексты на «облегчение родов», «от грыжи», «от крика». Региональной спецификой отмечены заговоры «от грыжи». Выделены три их разновидности: «эпические» с традиционной композиционной структурой (зачин, эпическая часть, закрепка, зааминивание), двусложные структуры с архаической магической формулой «как..., так и...», односложные с мотивом «загрызания». В заговорах «от грыжи» встречаются известные в ареале апотропеи, используется магия чисел (в том числе заимствованная у аборигенов края), повторов и перечислений.
В послеродовый период основными становятся обряды, направленные на очищение и обеспечение здоровья роженицы и младенца, включение их в социум, при этом в центре внимания в Вятском крае первоначально оказываются роженица и повивальная бабка. Об этом свидетельствует хорошо известный в ареале обряд «кормления роженицы». Что касается младенца, то до крещения его старались никому не показывать (боязнь порчи и сглаза). Как своеобразные обереги можно рассматривать хорошо известные в ареале заговоры от сглаза, родимца, испуга, переполоха. В них в качестве универсальной магической силы выступает сакральное пространство с элементами космической / креативной символики. Из традиционных мотивов фигурируют состригание, измерение, перерубание, сжигание и др.
С включением ребенка в социум связаны в народном сознании обряды крещения и имянаречения. В целом обряд крещения осуществлялся в рамках традиций православной церкви. Однако в трактовке его природы и некоторых деталях осуществления просматриваются влияние старообрядчества и черты так называемого народного православия.
Фольклор послеродового периода представляют по преимуществу заговоры, «обеспечивающие» здоровье ребенка, главным образом – достижение крепкого сна, отсюда и бытование в регионе вплоть до настоящего времени большой группы хорошо сохранившихся заговоров «от бессонницы».