Родильный обряд вятских переселенцев РМЭ
Послеродовый период
Послеродовый период включает в себя обряды интеграции как матери, так и ребенка. Для матери – это, по преимуществу, очистительные обряды, главный из которых – «размывание рук» – предвосхищает воцерковление и таким образом возвращение в социум. Для ребенка – имянаречение, крещение, крестины.
Исследователями установлены время (40 дней) и типы изоляции роженицы как лиминального существа. Ей отводилось специальное место в помещении (за занавеской / пологом), были запрещены определенные виды домашней работы (замешивание хлеба, доение коровы и др.), половая жизнь, выход из дома без соответствующих оберегов и др. В статье Д.А. Баранова приводится, по его мнению, ряд наиболее типичных свидетельств подобного рода: роженица считается «полумертвой», «нечистой»: ей нельзя браться за икону, зажигать лампаду перед иконой, ходить в церковь, амбар, к колодцу, наряжаться и др. [Баранов 2001: 21].
Многие исследователи упоминают о так называемых «визитах» к роженице. Они осуществлялись в течение двух недель после родов. Роженицу угощают различной снедью, произносят благопожелания в адрес матери и младенца.
В разных регионах в разные сроки (через один-два дня после крестин – Полесье, от двух до двенадцати дней после крестин – Смоленская область и др.) проводили обряд «размывания рук». Его сущность заключалась в смывании кровной связи, установившейся на время родов между роженицей и повивальной бабкой. Одно из лучших описаний обряда в этнографической литературе принадлежит Г.И. Кабаковой: «Повитуха приносит непочатую воду, наливает ее в лохань, куда кладет топор, косу или серп в зависимости от пола новорожденного, сыплет зерна овса, хмель, калину, яйцо, угольки; при этом каждому предмету приписывается свой смысл: топор нужен, чтобы мальчик скорее научился рубить деревья, серп – чтобы девочка хорошо жала и т.п. Воду по очереди льют друг на друга роженица и повитуха: на руки, на грудь, затем на спину, чтобы смыть нечистоту родов и чтобы у роженицы прибывало молоко, воду может заменять водка или овес, поскольку символический смысл важнее гигиенической процедуры» [Кабакова 2001: 115].
Ребенка старались окрестить как можно быстрее. Поэтому официальному крещению могло предшествовать «домашнее» крещение повитухой, «заочное» крещение (без ребенка) и даже «посмертное» крещение [Кабакова 2001: 104-105].
Главным организатором и действующим лицом крещения и крестин являлась повитуха. Крещение, как и другие обряды жизненного цикла, осуществлялось тайно. Крестных обычно выбирали родители ребенка. Ими у славян становились родственники, соседи, друзья. Они брали на себя все расходы по обряду (крестный отец платил за крестик и обряд; крестная мать – за крестильные одежды). Крестных родителей называли «духовными» отцом и матерью. Они были окружены почетом и уважением. Сущность крещения видится в народной традиции «в обpетении ребенком души».
Крестины – один из самых обильных праздников у всех групп славян. Стол накрывался даже богаче, чем на свадьбу. Обычно готовится до 5-6 перемен блюд. Главное обрядовое угощение – каша. Она варится из гречки, проса, реже риса и служит сигналом о сборе денег, значительная часть которых передаётся повитухе.
В отдельных региональных традициях известен обычай разбивания горшка с кашей и разнообразных символических действий с его черепками. По мнению Г.И. Кабаковой, «каша наделяет долей нового члена сообщества и перераспределяет ее внутри сообщества» [Кабакова 2001: 113]. Заканчивались крестины наделением подарками главных протагонистов обряда.
В последние годы в исследовательской практике большое внимание уделяется социокультурным функциям феномена «имянаречения». Подробнейшим образом изучены персонажи, «дающие имя», и собственно традиции «имянаречения» в разных регионах (по имени почитаемого родственника, «по святцам», оговариваются и причины появления у ребенка редкого имени, двух имен, «случайного» имени).
В Вятском крае первое время (от 2-3-х дней до 2-х недель) роженица и ребенок продолжают оставаться на попечении повивальной бабки. «<...> повитуха, – писал Д.К. Зеленин, – не только поможет бабе родить, но и поднимет ее с постели, если это потребуется, и поправит ее, и попарит ее и ребенка, приготовит даже за нее обед, подоит корову и т.д. В тех случаях, когда в крестьянской семье только одна взрослая баба, бабушка-повитуха играет вместе с тем и роль хозяйки, то есть исполняет все необходимые по дому работы до тех пор, пока роженица не будет в состоянии работать сама» [Цит по: Поздеев 1998: 337-338].
Из традиционных запретов сохранились следующие: роженице полагалось спать на соломе, дважды в день посещать баню, носить рваную одежду. В первую неделю после родов она не имела права давать кому-либо молока, в противном случае оно могло пропасть и у нее, и у коровы. Мотивировались запреты в большинстве случаев боязнью сглаза и порчи. Именно в этот период, считают вятские русские, роженица и младенец особенно сильно подвержены различного рода опасным для их жизни и здоровья воздействиям. Так, по свидетельству В.Магницкого, роженица после родов в течение недели спит на полу на «аржаной» соломе, «<...> во все это время каждый день по два раза согревается баня. В баню роженица должна ходить в самой изо-рванной одежде, с большим костылем в руке, чтобы посторонние не сказали, что роды ей дались легко, от чего (от пересуд) роженица может «изурочиться» – сделаться больной [Магницкий, 1883:19: цит. по: Поздеев 1998: 337]. Из бани роженицы возвращаются, «опираясь на плечо повитухи или свекрови, реже – мужа» [Там же]; ей также «давали ухват рогами вверх, и она несла его домой, чтобы никто не догадался, что она рожала, а думали, что просто управляется по хозяйству. Все дурные людские взгляды – на рога. В.В.Матренина (акушерка по профессии) рассказывала: «Насчет родов у меня никаких поверьев не было <...> Но испытала на своем ребенке. Все хорошо шло. У меня родился долгожданный сын, четвертый после трех девочек. Мне мама говорила: «Какой у тебя ребенок, как картинка, не показывай его никому». И вот приходит одна женщина, вся в черном, из соседней деревни: «Ой, Васильевна, я ведь специально пришла поглядеть на твоего мальчика». – «Ой, Шура, что на него смотреть-то, ребенок, как ребенок, как все ребенки». А у нее не было детей. Вот как полог над кроваткой она открыла и посмотрела, у ребенка моментально начались судороги, изгибается весь <...> Мама взяла угольков (3), в теплую водичку их, они зашипели, что-то прошептала, прыснула на мальчика. Он у меня мертвецким сном заснул. С тех пор думаю: «Ребенка не покажу никому» (Килемарский район РМЭ).
В Вятском крае выработан, можно сказать, целый комплекс мер, предохраняющих мать и ребенка от порчи и сглаза. Так, в качестве апотропеев в первую очередь использовались:
– капуста (в других регионах наделяется брачной символикой [СД, т. 2, 1999: 461]: «Роженицы после родов пьют заранее высушенные корешки капусты из рассадника. Этим средством пользуются от всяких порчей, и прикладывают корешки к «озевищам» и от «родимца». Целебную силу это лекарство имеет от того, что рассада приняла на себя всякую росинку» [Магницкий 1883:19-22; цит. по: Поздеев 1998: 339 ];
– ржаной хлеб: «Роженицы в свою очередь <...> старались есть как можно больше ржаного хлеба; бывают примеры, некоторые съедают в этот период зараз по 3-4 фунта хлеба» [там же];
– «В предупреждение изурочения младенцев окрещивают косточкой <...>, ей же натирают детский пупок» (Магницкий, 1883:19-22; цит. по: Поздеев 1998: 339). Щучьи крестики до сих пор использует К.С. Курдюмова (Килемарский район РМЭ), она сама извлекает их, хранит особым образом (зашивает в ситцевые мешочки наподобие ладанки). Оделила ими и понравившихся ей участников экспедиции 2001 года.
По словам многих исполнителей, от сглаза также хорошо помогают зверобой, рябина, полынь, лук, чеснок, можжевельник, лавровый лист, подсолнух, крапива, папоротник, ромашка и чертополох. Эти растения вывешивают над дверями домов, где есть новорожденный; кладут под подушку роженице и ребенку; употребляли и настои этих трав. Эту же функцию выполняли яркие ленты, бусинки, красные шапочки, распашонки (Максимова В.И., Килемарский район РМЭ), пришитый к шапочке беличий хвостик (Рыбакова А.С., Горномарийский район РМЭ). Действенными средствами считали молитвы.
Среди заговоров «от уроков» можно выделить несколько разновидностей:
1. Самая распространенная из них – отсыл / перенесение сглаза / уроков на объект, являющийся их источником:
«Если ребенок сильно изурочится, встают при матице, воду наливают в блюдо, лицо в воде отражается. Надо ребенка помыть, попоить и сказать: «Чур, мои губы! Чур, мои зубы! Чур, моя дикая дума! С людей пришло – дак на людей пойди. С думы пришло – дак на думу пойди. С ветру пришло – дак на ветер пойди. Будьте мои слова крепки и лепки. От ин до веку. Аминь» [ЛАЗ];
«С утицы водица, с младенца лиховица. От кого взялось, тому передалось. Кто со злобой колючею, тому слезу горючею». Произносить три раза, умывая ребенка и сливая воду на пол или на землю [ЛАЗ];
2. Обращение к небесным (Божья Матушка, Чистоя кровь небесная и др.) и природным (Мать Огня, Мать Воды, Мать Родника) стихиям с просьбой снять сглаз / уроки или перенести их в иномирие:
«Три щепотки соли бросить в стакан, опустить туда дольку чеснока и прошептать: «Свет-батюшка, Божия Матушка, мне помогите, с раба божьего (имя) сглаз снимите. Аминь» [ЛАЗ];
«От слов ли, смеха ли, языка ли черноглазых, кареглазых, красноглазых, от сказанного ли отцом или матерью, от слов ли и насмешек чужих ли людей угодило. Мать воды, мать родника, смой!» Прочитав заговор, на ребенка брызгали водой» [ЛАЗ];
«Легонько похлестывая рябиной, приговаривают: «Рябинушка кудрявая, забери с собой весь сглаз, дай нам твое здоровье, твою красоту и силу, а весь сглаз отдай кикиморам болотным, чудищам морским и лешим лесным». Повторить три раза, перекрестить и сплюнуть через левое плечо» [ЛАЗ].
3. Своеобразное запугивание:
Произносили «шепоток», чтоб не сглазили: «Гляди на меня, да не прогляди. Тебе меня не сурочить. Аминь» [ЛАЗ].
4. Заговоры-предупреждение «уроков» с формулой «как..., так и…»:
«Если ребенок изурочится, не спит, то обмоешь три угла на столе, три вилки, три ложки и скажешь три раза: «На столе не держится вода, так бы и на рабе божьем (имя) не держалися ни боли, ни скорби, ни уроки, ни испуги, ни переполохи, не озевата». Умыть, а остальную воду наотмашь в левую руку вылить» [ЛАЗ];
«Ребенка если сурочили, воду пропускали через сито да с угольков ребенка поили и приговаривали: «Как на сите вода не держится, так бы и на рабе божьем уроки не держались» [ЛАЗ];
«Родник у нас есть тут. В Великий Четверг из него камешочки берут, камешок в воду опустишь и этим ребеночка умоешь. «Как камешочек не урочится, так бы ребеночек не урочился» [ЛАЗ].
Эти заговоры произносились с обязательным окроплением водой (водой с трех угольков младенца).
В данный период звучали и заговоры от «родимца, испуга и переполоха». Это самая яркая в художественном отношении группа заговоров. В ней в качестве универсальной магической силы выступает сакральное пространство с элементами «космической» / креативной символики (Солнце, Заря, Белый Лебедь, животворящий Луч Господень), имеющее тенденцию к локализации (сужению) в одних случаях до Престола Богородицы («... на престоле – Божия Матерь, Иисус Христос, Василий Великий...»), других – «инобытия» («... где птицы не летают, звери не забегают, красно солнышко не запекает»).
Заговоры этой группы еще сохраняют классическую структуру (молитвенные вступления и / или формулу пути заговаривающего, повествовательную часть (воспроизведение мифологического пространства), закликательную часть, закрепку и зааминивание):
«Стану я, раба божья (имя), благословлясь, пойду перекрестясь, из избы в двери, из ворот в ворота, во чисто поле, под буйный ветер, под частые звезды, под красное солнце, под луч Господен. Из-под луча Господня приду я, раба божья (имя), к Окияну-морю. Лежит в этом море камень Латарь. На этом камне стоит серебряное блюдо, лежат золотые ножницы. Приходит Божья мати Богородица, берет она эти ножницы, состригает она с раба божьего (имя) всякую боль, всякую скорбь, притки, уроки, переполохи, млад родимец. Опускает она эти ножницы в Окиян-море. Приходит щука, берет она в свои резвые зубы, уносит туда, где птицы не летают, звери не забегают, красно солнышко не запекает. Будьте, все слова, исполнены, крепки и лепки. Отныне и до веку. Аминь. Аминь. Аминь» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 65].
Из традиционных мотивов фигурируют:
– состригание (см. выше);
– измерение:
«Если ребенок испугался, плачет, ниткой его смеряй в его рост. Эту ниточку возьми и ею его смеряй и говори: «Уроки снимаю, сполохи снимаю, родимец снимаю, испуг уничтожаю. Сниму, утолю с косточек-жилочек, со всего тела раба божия (имя). Гори, гора, чтобы не было тебя. Нет и не будет. Нет и не будет. Отныне и до веку. Аминь. Аминь. Аминь» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 66];
– перерубание:
«Если переполох навели на ребенка, возьми мот пряжи, руби его на пороге и говори: «Рублю-перерубаю шорох, переполох, урок. С ветра пришло – так на ветер поди. С воды пришло – так на воду поди. С людей пришло – так на людей поди. Аминь» [ЛАЗ];
– сжигание:
«Если ребенок испугался, надо взять кудельку, чтоб длиной с ребенка, и вроде плести ее в другую сторону, в обратную, а потом сжечь ее, а ребенка чтоб дымком охватило. Так делаешь и говоришь три раза: «Спаси и сохрани раба божьего (имя) от двоезубого, от троезубого, от девки-пустоволоски, от двоеженого, от троеженого. Снимаю с раба божьего испуги и переполохи. От ин и до веку. Аминь» [Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 68].
В записях XIX века упоминается обряд «кормления» роженицы. У А.Л. Полушкиной читаем: «Младенец еще и не крещен, а родные и знакомые идут уже со стряпней, то есть готовят обед, угощают больную и сами едят. Стряпают преимущественно: пироги, яишницу и кашу» [Магницкий 1883: 19; цит по: Поздеев 1998: 337].
В современный период этот обряд получил в ареале свое название «на зубок».
Как и повсеместно, по России роженица считалась нечистой в течение шести недель.
Очищение происходило в основном посредством мытья в бане: «В теплой бане, посередине, ставили табурет, усаживали на него больную. Очерчивали вокруг нее круг кусочком мыла и со спины тихонько лили ей на голову теплую воду. Читали вслух громко и зычно: «Банной водой, серой золой, веником лесным обливаю, обтираю, отговариваю. Ставлю на свои места молодушкину силу. Подзываю банного домового к ее ногам, к рукам, к грудям, к телу белу! Ставь, домовик банный, ее тело бело! Аминь. Аминь. Аминь». Роженица должна была обтереться тем, в чем пришла в баню, одеться в новое и уйти молча. Той одеждой, которой она вытиралась, вытирали табурет и бросали в печь» (Швецова П.А., Медведевский район РМЭ).
К сожалению, обряд «размывания рук», о котором упоминают этнографы XIX века, в наших записях не фигурирует.
Встречаются и упоминания о том, что именно в процессе этого обряда роженица впервые давала ребенку грудь. При этом произносились специальные заговоры:
«Когда женщина в первый раз кормит с груди, надо чтобы надоили молока козы, коровы и приговаривали: «Как у козы (коровы) молочко есть, так чтоб и у меня (имя), всегда было. Аминь» [ЛАЗ];
«Есть такой камень – «дресва» называется. Его если бросить, он pазлетится в разные стороны. Так на этот камень сцеживают молоко и говорят: «Как этот камень (дресва) разлетается, так у рабы божьей (имя) молоко по жилам разливается (Три раза)» Вятский фольклор. Заговорное искусство 1994: 66].
Наговаривали на молоко матери: «Как Мать Богородица вскормила Сына Божьего, так и ты будешь грудь сосать, расти и Господа прославлять» [ЛАЗ].
При недостатке материнского молока читали молитву святому преподобному Ипатию Печерскому (Вязова А.Г., Килемарский район РМЭ).